Реб Авром, старый мастер, изготовлявший ключи, работал в маленькой будке на рынке (теперь он в Израиле, и дай ему Бог до ста двадцати). Ходил он на деревянном костыле, так как ногу потерял на войне, любил выпить и часто жаловался, что в магазине водка прокисла. Иногда он пил вместе с соседом-милиционером. И вот как-то заходит к нему сосед днем в праздник, а у Реб Аврома в комнате на столе человек лежит. Живой правда, но вокруг следы крови, и старики-евреи стоят и выкрикивают какие-то молитвы на непонятном (милиционеру) языке. Любой бы нормальный человек сообразил, что просто сделали человеку обрезание. Мама с папой на восьмой день не позаботились, а он подрос немножко и на двадцать пятом году жизни сообразил, что как-то неудобно перед самим собой и перед Всевышним ходить необрезанным.
Но милиционер несообразительный был и научного атеизма не изучал, видимо. Поэтому он прямо так в лоб и спросил: "Что это у вас здесь такое?" "Религия у нас такая," – спокойно ответил ему реб Авром, протирая окровавленные хирургические инструменты. И ничего. Обошлось...
Так вот, если в конце семидесятых Реб Авром отделался испугом, то в тридцать девятом Реб Мотла посадили за то, что он учил на чердаке Талмуд. Отсидел он шесть лет и, выйдя, помогал евреям и делал обрезание, и резал скотину, чтобы на праздник было кошерное мясо. И вспоминал всех родных, которые остались в Бабьем Яре, а ему вот такое счастье – посадили. (Сейчас он в Америке, дай ему Б-г до ста двадцати). Надо отметить, что НКВД не забрало его на месте преступления, а подождали до дня хупы и вывели прямо из-под свадебного балдахина. Обычай у них такой: всю кровь выпить, ничего не оставить никому.
Одной из идей Талмуда: "то, что происходит внизу - это только отражение того, что происходит наверху", - Реб Мотл пользовался очень часто. «Сейчас на Небесах перестройка идет", - объяснял политическое положение Реб Мотл за столом, где народ собрался отпраздновать кидушин - еврейский брак.- Почему же на небесах перестройка?" - переспрашивали реб Мотла. - Не только перестройка, а еще и компьютеры закупают, - продолжал он. - Это все потому, что раньше праведников было мало: раз, два и обчелся, и все ангелы их знали. Потому что раньше праведником был тот, кто чудеса делал: он так молился, что ничего недоступного не было для него. А теперь, если кто умеет броху сказать - он уже великим праведником считается. Так что всем нужно место в Ган Эден - значит, нужно расширить отдел учета и каждому свой угол определить. Для этого нужно все переделать, а без компьютера не справишься.
Талмуд особое внимание уделяет времени и по-особому к нему относится.
Несколько раз на его страницах упоминается фраза изпророка Йешаяху "Вовремя, но раньше срока". Наверно поэтому у Реб Ишия (полное имя Йешаяу), который был часовщиком, весь дом был увешан часами разных размеров, моделей и времен (сейчас он в Америке, дай ему Б-г до ста двадцати).
Они показывали одно и то же время, но тикали вразнобой и на все лады. Мне неизвестно, знал ли Реб Ишия Талмуд, но вел он себя в соответствии с описанным в нем законом. В субботу запрещается играть на музыкальных инструментах и даже выстукивать мелодии ложкой по стакану, вопрос, можно ли хлопать в ладоши и отбивать такт ногами, которые под столом.
Так реб Ишия пускался в пляс, при этом из-под его подметок сыпались настоящие мелодии. Ведь, если ноги поют - им не запретишь - они не голова и не руки.
Когда он пел, то вместо слов чаще всего раздавалось: "Ай-я-яй". Сначала я думал, что это просто крик то ли радости, то ли отчаяния, но потом я понял, что это самое прямое и непосредственное обращение ко Вс-вышнему.
Когда Реб Ишия рассказывал истории из жизни евреев, то часы, несмотря на то, что они продолжали идти и совершенно верно указывали время, все разом отставали сразу на несколько столетий.
Урок по Талмуду в большой Московской синагоге на протяжении двадцати-тридцати лет вел один из учеников великого Хофец Хаима- реб Авром Миллер (да будет упоминание его имени благословением). Когда он увидел, что за зеленый длинный стол подсаживается молодежь, из любопытства заглянувшая в синагогу, совершенно не подозревая о том, что сегодня же об их визите будет известно в институте или на работе, он стал переходить с идиш на русский, которым он владел настолько хорошо, что точно подбирал для талмудических понятий юридические термины и переделывал русские слова так, чтобы они походили на арамейский, столь часто употребляемый на страницах трактатов. За преподавание в общественном месте по-русски ему было сделано лицами, курировшими синагогу, замечание. Его передали через администрацию синагоги. А когда он не перестал давать уроки на государственном языке, ему те же лица через тех же лиц запретили давать урок Талмуда в синагоге вообще. Но он, человек, отсидевший свое в свое время, продолжал преподавать! И ничего с ним не смогли сделать, но нервы старику потрепали изрядно. Его пригласили в кабинет и сказали: «Мы Вас пошлем в места не столь отдаленные». А он ответил: «Вы же знаете, что я там уже был. Так вот дальше малаховского еврейского кладбища вы меня не пошлете». И на следующее утро он снова сидел за длинющим столом в маленьком зале большой синагоги на Архипова. Реб Авром ездил в праздники на метро, не не потому, что мало знал, а наоборот, потому что прекрасно знал Талмуд и знал, когда и что и в какой ситуации допустимо позволить себе, чтобы добраться до синагоги и молиться вместе со всеми. (Конечно же речь не идет ни о субботе ни о Йом Кипур. Закон для этих дней отличается от праздничных законов)
Он никогда не опускал пять копеек (пятачок),так как это привело бы сразу к нескольким нарушениям запретов, действующих в праздничный день, а вешал на пальто проездной. Реб Авром Миллер не пропустил ни одного случая, чтобы на предложение: "Садитесь, пожалуйста", - не ответить: "Спасибо, я уже сидел", - что соответствовало действительности (советской). Как известно, правила написания свитка Торы не предполагают какого-то определенного размера пергамента, и свиток, написанный искусным сойфером, может быть небольшим. Свиток Реб Аврома помещался в сумку. Однажды, после окончания молитвы в одном из домашних миньянов, Реб Авром, укладывая этот свиток в свою матерчатую сумку, заметил: "Это самая тяжелая книга на свете". У него было право сказать так.
Несколько позже уроки Торы по-русски зазвучали и в "малой" синагоге в Марьиной роще.
Для стариков, привыкших молиться в этих стенах с незапамятных времен, это было в диковину. Как-то в боковую комнату, где молодежь оживленно обсуждала недельную главу Торы, заглянул один старик и посоветовал: "Выбы лучше не в комнате занимались, а в зале, где молятся. Тогда, если придут, можно сказать, что вы учитесь только полчаса после молитвы, потому что так положено. А так - в комнате – у вас как кружок получается. Мы вот, например, всегда в зале учились, чтобы никто ничего не сказал. Кто-то удивился испросил у советчика: "Когда это вы учились?" "При Николае", -ответил старик.
Так вот, с шуточками пережили и Николая, и советскую власть. Дай им Б-г здоровья на Святой Земле и во всяком месте. Каждому до ста двадцати.
(Статья писалась давно. Реб Аврома и реб Миллера нет уже в живых, светлой памяти дорогих людей).
Другие материалы и книги здесь.
Comments